Фабрика энергомысли - «Новости - Энергетики»

Идея проведения «круглых столов» на злободневные темы в общем-то не нова, однако, по отзывам большинства гостей Энергоклуба, именно такого формата встреч сегодня и не хватает. Долгие конференции с заунывными докладами и вялой реакцией на них аудитории нельзя назвать чересчур эффективными. По сути, все эти монологи-презентации лишь принимаются к сведению.

И наоборот. Недаром же говорят, что в споре рождается истина. В дискуссиях, местами даже очень жарких, на стыке различных точек зрения можно найти рациональное, здравое зерно. Неслучайно после состоявшегося мероприятия прозвучало предложение впредь результаты обсуждения за круглым столом Энергоклуба оформлять в виде реальных инициатив, в том числе законодательных.

Клуб стал своеобразной открытой площадкой, местом свободного общения, обсуждения идей и конкретных проектов. Он также позволяет услышать от профессионалов про проблемы, на которых стоит заострить внимание, получить их оценки современного состояния отрасли. Наряду с участием независимых экспертов это помогает получать более-менее объективную картину происходящего, а значит, и предлагать пути действия на будущее. Так что клуб в каком-то роде стал фабрикой актуальной энергомысли.

Теперь подробнее о том, что же происходило на первом в этом году заседании Энергоклуба в уютном Белом зале Центрального Дома журналиста на Никитском бульваре.

Больная тема

Вынесенный на обсуждение вопрос «Чем больна российская генерация?» действительно вызвал неподдельный интерес у участников и гостей Энергоклуба. Ведь ни для кого не секрет, что российская энергетика стоит перед рядом серьезнейших проблем. Прежде всего это вопросы быстрого наращивания мощностей генерирующих объектов, адаптация и внедрение передовых технологических и управленческих решений в отрасль. При этом энергетическая стратегия России, разработанная до 2030 года, откровенно буксует.

А спектр проблематики можно расширять и далее. Начиная от сложившейся практики формирования тарифов на электроэнергию, которая делает инвестиции в электроэнергетику непривлекательными, и заканчивая потенциалом нашего электромашиностроительного комплекса вкупе с острым дефицитом квалифицированных кадров в современной российской генерации.

Что и говорить, вопросы непростые, но Энергоклуб и собрал людей, которые в этом разбираются и имеют собственное видение решения проблем отрасли. Это первый заместитель генерального директора Института проблем естественных монополий Булат Нигматуллин, первый заместитель генерального директора по сбыту ОАО «ЭМАльянс» Дмитрий Тарасов, генеральный директор ООО «Мечел-Энерго» Юрий Ямпольский, генеральный директор ООО «ТЕХНОАНАЛИТ» Нина Дудина, исполнительный директор инжиниринговой компании «Р.В.С.» Денис Покровский, заместитель председателя Координационного совета НП «Торфяное и биоэнергетическое общество» Владимир Басков, представители Фонда им. Байбакова, компании SAS, ОАО «Силовые машины», ОАО «Квадра», «ТЭК Мосэнерго», ЗАО «Севзапэнерго» и другие.

В роли радушного хозяина и модератора «круглого стола» выступил главный редактор журнала «Энергополис» Алексей Иванов.

Малый брат большой генерации

По подсчетам специалистов, недостатка в самой генерации в России, в принципе, нет. Другое дело, когда местный бизнес хочет запустить на территории новое производство, то «бешеные» цены на присоединение уже стали притчей во языцех. Да и стоимость киловатт-часа взлетает до небес – до 8–10 рублей. Проблемы большие. С одной стороны, надо энергию сберегать, а с другой – куда ее девать? Получается, что все электростанции должны снижать свои мощности и коэффициент использования. Поэтому не случайно тему распределенной энергетики рассматривают как задачу создания подотрасли или новой отрасли.

По мнению Владимира Баскова, на сегодняшний день и в малой генерации мы сталкиваемся с теми же проблемами, что и в большой. Но процесс этот неизбежен, уверен Владимир Николаевич. «Мы в любом случае в нашей стране внедрим подотрасль использования местных видов топлива, так как местному населению, малому и среднему бизнесу это будет выгодно, – заявил он. – А если это выгодно, то они будут платить за энергетику. Это будет выгодно сетям низкого напряжения, будет меньше потерь. Это будет выгодно и большой энергетике. Если мы внедрим до 2020 года возобновляемые источники на уровне 4,5%, то мы обеспечим повышение экономики большой энергетики до 10% за счет увеличения машиностроительного комплекса. Поэтому большая энергетика на малой распределенной энергетике, особенно на биоресурсах, только выиграет. Особенно если будут поддержка государства и определенные преференции».

Ценовые мифы

Один из основных спикеров «круглого стола» неподражаемый и эмоциональный Булат Нигматуллин обратил внимание на цену на электроэнергию. Раньше был миф, что цена на электроэнергию у нас самая низкая. Что такое цена на электроэнергию? Стоимость энергоносителей (газ, уголь, нефть, мазут) внутри страны, в рублевой стоимости, по отношению к рублевой стоимости этих энергоносителей на экспорт без учета транспорта до границы и без учета хранения на территории страны-импортера составляет по газу 1/3. Таким образом, рублевая стоимость газа внутри страны к рублевой стоимости газа на экспорт на границе составляет 33%. По углю – около 49%, а по нефти – 55%, то есть по мазуту – 55%.

В себестоимости производства на тепловой станции это составляет от 50 до 80% стоимости энергоносителей. При этом если считать правильно, по экономической науке, то мы должны сравнивать конечный продукт, допустим электроэнергию, не через соотношение «доллар – рубль», а через паритет покупательской способности (ППС) мировой валюты. Для 2011 года это 18 рублей.

Поэтому если пересчитывать стоимость энергоносителей через ППС, то получается, что цена электроэнергии в России для промышленных потребителей на 33% дороже, чем в среднем в странах Евросоюза, на 44% дороже, чем в Германии, и это без НДС, без специальных налогов на электроэнергию, которые делаются в Германии, и в 2,5 раза дороже, чем в США. Если и дальше вести подсчеты, видим, что у нас цена газа уже не в три раза ниже, а всего на 60%. Уголь примерно на 10% дешевле. Мазут – одинаково.

Это показатель того, что у нас абсолютно неэффективно работает энергетическая отрасль. При низкой (на 60% ниже!) цене на газ у нас электроэнергия на 33% дороже. Эта первая составляющая – для промышленного потребления.

Для населения такой расклад. Если сравнивать цену на электричество через ППС, то в 2011 году она была немного ниже, чем в Америке. Но уже с 1 июля 2012 года показатели сравнялись. А если взять население Центрального федерального округа, а это 30 миллионов человек, то здесь электричество уже дороже, чем в Швеции, Норвегии, Эстонии, Дании, Финляндии, Франции и США.

Технологическая драма и коррупционный навес

Болевой точкой в российской электроэнергетике продолжают оставаться технологии. У нас старые электростанции, мы неэффективно, варварски сжигаем газ. Нам надо модернизировать наши станции, а не строить новые. Когда возникают инвестиционные проекты в любой отрасли, включая электроэнергетику, создается ощущение, что руководители становятся юношами, которых треплет любовная лихорадка при виде девушек, потому что у них непреодолимое желание что-то построить. И это нетерпение связано с тем, что существует огромный коррупционный навес.

Вопрос заключается в том, что ничего не надо строить, должна быть только реконструкция и техническое перевооружение. У нас станции по времени моложе, чем в США. И это миф, что у нас сейчас все разрушится. Теорема: все, что построено до 60-го года, маленькие здания на 25–10 МВт, в которые не поставишь новое оборудование, надо менять на новые, но на объектах в 50–100 МВт должна быть только реконструкция.

«Я согласен, что строить здания и сооружения легче, чем проводить модернизацию и замещение оборудования. Воровать легче! Коррупционные интересы и навесы более серьезные, чем если заниматься модернизацией. Причем качество управления негодное. Никто из управленцев не выполняет свои инвестиционные программы. Закладывают одно, а выполняют на 40% меньше. При этом говорят: «Давай! У нас все разрушено! Давай деньги! Давай увеличивать тарифы!» Есть масса российских изобретений, надо просто сделать программу по модернизации отдельных блоков. Никаких новых строек. Если бы я был президентом, я бы запретил строить новое, а отдельное строительство новых блоков разрешалось бы только под мою роспись», – разгорячился Булат Нигматуллин.

Не смутило Булата Искандеровича и замечание участников «круглого стола», что коррупционная составляющая есть не только при строительстве новых блоков, но и при модернизации. Профессор полагает, что главное – эффект масштаба. «Если я строю 800-мегаваттный блок из 300-мегаваттного, это стоит 800 млн. долларов, то есть 24 млрд. рублей, а если я строю новый блок, то мне это будет стоить в 1,5–2 раза дороже. То есть стоимость будет 40 млрд. рублей. 40% с того и с того, эффект-то один – 800 МВт, а разница – 6 млрд. при одинаковом коррупционном навесе. А эти 6 млрд. ложатся на тариф, то есть на нас с вами».

Как бороться с коррупцией? Ответ Нигматуллина: «Я бы слова «коммерческая тайна» считал ругательными, матерными и запретил использовать. Все заказы, контракты – все любой человек может проверить. Это нужно записать в законодательстве. Сегодня даже от самого производителя невозможно получить никаких общих данных, не говоря уж о каких-то конкретных контрактах. Все коммерческая тайна. Еще один момент – это страх. Попался – получи. Пока этого страха нет, ничего не будет. Поэтому и цена у нас такая».

Сегодня уровень управления у нас, по Нигматуллину, безобразно низкий. Газ у нас дешевле, а стоимость электроэнергии – очень высокая. И об этом надо говорить! Как в рамках стабильной цены на электроэнергию надо сохранить и модернизировать свое электрохозяйство. Более того, при этом возможно еще и снижение хотя бы на 20% стоимости тарифов. Но пока не будет контроля потребителя, возможности слежения за затратами наших энергетических баронов, все будет продолжаться так, как оно есть.

Проект проекту рознь

Яркое выступление профессора Нигматуллина вызвало несомненный резонанс у участников Энергоклуба. Свою позицию обозначил представитель энергомашиностроения, первый заместитель генерального директора по сбыту ОАО «ЭМАльянс» Дмитрий Тарасов: «Я не хочу дискутировать по поводу коррупционной составляющей – не наше это дело. При формировании удельной стоимости нового строительства, как правило, вся новая инфраструктура входит в стройку, а когда идет реконструкция и модернизация, начинается некое лукавство. Подходы бывают разные. В свое время, когда я еще работал на Дальнем Востоке в конце 80-х годов, мы хотели переводить Владивостокскую ТЭЦ-2 на ПГУ. Технологии сжигания ПГУ у нас не было, и я пригласил японцев. Приехали специалисты, провели обследование, после чего сказали, что построить в старом здании будет значительно дороже, чем строительство на новом месте. Хотя здание было не таким уж и старым на тот момент – 1964 года».

Дмитрий Александрович привел еще пример. Есть Владимирская ТЭЦ. Когда формировался инвестбюджет, заказчик хотел в старое здание, которое было построено в 1946 году, воткнуть новый блок ПГУ. Но когда начали обследовать строение, проектный институт дал заключение, что нужно полностью «лечить» фундамент. Что сделали? Все снесли, начали строить.

«Мы как энергомашиностроители тоже не говорим, что лучше: новое строительство или модернизация, – заметил гендиректор по сбыту «ЭМАльянса». – Должна быть концепция. К сожалению, иногда так получается, что как бы «реконструкция и модернизация» по факту являются обычным капитальным ремонтом. То есть старое железо меняется на старое железо без повышения КПД, без снижения выбросов и так далее. С учетом стесненных условий, с учетом того, что строительная часть остается, главные корпуса старые, это не намного дороже. И я думаю, что когда эти деньги вложат, пусть это будет меньше, сегодняшние единовременные затраты, но это может привести в дальнейшем к увеличению затрат на эксплуатацию».

Дмитрий Тарасов обозначил свою позицию: нельзя считать единовременные затраты на строительство. Да, это один из показателей. Как считается в мире? Считается по приведенным затратам, затратам на весь жизненный цикл. Сегодня стройка у нас ведется так: если до 15 лет идет окупаемость, то это хорошо. А то, что приведенные затраты будут выше, чем действительность, этого никто не считает. И это необходимо считать.

Везде нужно считать. И надо считать одинаково, в одинаковых нормативах. Но приоритет должен быть – это новые технологии, повышенный КПД, снижение выбросов. Чтобы были новые технологии, необходимо принять новое природоохранное законодательство по выбросам, утилизации золошлаковых отходов. И генератора необходимо стимулировать на то, чтобы он их применял.

«Вы знаете, – сказал Дмитрий Александрович, – что на Украине 70% инвестиций, которые закладываются генераторами (а у них сегодня идет глобальная реконструкция, и мы туда поставляем котельное оборудование), финансируются из тарифа. У нас до 1998 года инвестиционная составляющая тоже была в тарифе, но в 1999 году ее исключили. И сейчас в тарифе ее нет, есть только амортизация, капитальный ремонт, зарплата и топливо».

«Булат, ты не прав!»

«Я не раз встречался с Булатом Нигматуллиным, но позвольте в некоторых вопросах с ним не согласиться», – с такой фразы начал свое выступление генеральный директор ООО «Мечел-Энерго» Юрий Ямпольский.

«Вот мы говорим о возрасте станции, – продолжил он. – Посмотрите, Системный оператор разработал для рынка правила конкурентного отбора мощности: станция старше 50 лет в отборе мощности не участвует. У нас, например, на Южно-Кузбасской ГРЭС все агрегаты, кроме одного (семь из восьми), – 1951–1953 годов. В принципе, они технологически сегодня могут нести нагрузку, а деньги получить нельзя. В таких условиях станции, конечно, не выживут. Приходится искать лазейки в виде получения статуса вынужденного генератора. Хотя он всего на два года».

Как заметил Юрий Ямпольский, в списке Системного оператора существует 63 станции с подобным статусом. Если их лишить статуса, у нас будет дефицит мощности по КОМу. Соответственно, цена сразу подскочит. Сейчас по зоне Сибирь она колеблется в пределах 750–760 рублей за мегаватт-час. Даже получая плату за мощность, мы имеем свою топливную составляющую с маржой всего 0,3 копейки. О каких новых мощностях можно разговаривать?!

Высказал свою точку зрения Юрий Петрович и о тепловом бизнесе. Большинство станций и тепловые сети обслуживают близлежащие города. Допустим, в Архангельске из трех миллиардов, которые шли на сетевой комплекс, миллиард сидел в тепле, то есть умышленно занижался тариф на теплоэнергию и завышался тариф на электроэнергию. Это – политика. И, что бы мы ни говорили, эту политику мы с вами никогда не переборем. Всем известно, как регулируется тепло в пределах одной области. Условно говоря, разброс за гигакалорию от 600 рублей до 3000, а есть и 8000 рублей. Разве это нормальный режим работы? Ведь на электроэнергию цена по региону одинаковая.

«Я считаю, что не последнюю роль здесь должны играть кадры, – подчеркнул гендиректор «Мечел-Энерго». – Посмотрите, что у нас творится с сетевым комплексом. Мы имеем только трех «аксакалов», которые отработали более десяти лет. Посмотрите, что творится в генерации. Как только ее раскупили, ни одного руководителя не осталось на местах из тех директоров, которые работали, когда ТГК выделялись. А вы говорите о коррупции! Конечно, приходят новые люди, «голодные». Конечно, они будут думать не о производстве, а об остальном».

То же самое, по мнению Ямпольского, происходит и по теплу. «Мы сейчас работаем с Госдумой по изменению законодательства, чтобы оставить право за генераторами самим собирать плату за проданные энергоносители и самим решать, кому давать полномочия по их сбору: управляющей компании или какой-то другой сбытовой компании. Та практика, которая была у нас в связи с продажей сбытов в частные руки, когда деньги, заработанные генераторами, ушли налево (в «Энергострим» и другие компании) и ни сетевые компании, ни генераторы этих денег не видели, ее не должно быть».

Юрий Ямпольский уверен, что сбыты должны быть государевы, как это было в свое время. Практика отключений и ограничений – это совместная работа сбытовой и сетевой компаний. Они должны работать в одной упряжке: «Раньше сбыт сидел вместе с нами, сетевиками. И мы каждую копейку каждые сутки собирали и платили абонплату в РАО, на которую строились объекты. Сегодня ничего этого нет. Сломали старую систему, не создав новой».

Было семеро с ложкой, а сейчас – двадцать!

Профессор Валерий Соколов также затронул кадровый вопрос: «Наша беда в том, что руководители не имеют профессионального представления о предмете, которым они руководят. Это факт, есть масса примеров. Я являюсь заведующим кафедрой и сорок лет веду работы в энергетике. Вы, Булат Нигматуллин, ошиблись, говоря о тарифах».

«Вы знаете, что мы киловатт добыли и пустили в сети, а из него 500 Вт пришло потребителю, а 500 Вт куда делись? – продолжил Валерий Сергеевич. – Для контраста – за границей потери составляют 5–7%. Сертификация, Минэнерго, Энергонадзор, Ростехнадзор, метрологи абсолютно не заинтересованы и все делают для того, чтобы все осталось по-старому. Потому что многочисленные ООО перекачивают эти деньги. Я не знаю, коррупция это или нет. И попробуйте принять участие в этой сертификации».

По мнению профессора Соколова, образование разрушено. Вместе с ним рухнула прикладная наука. Если у нас раньше было семеро с ложкой, то сейчас двадцать с ложкой. «В университете у нас на кафедру назначили полковника, который является кандидатом военных наук. Он занимался бомбометанием. Раньше было два проректора: по учебной работе и по научной. Сейчас их два десятка, все бывшие военные. Вот такие кадры на руководящих должностях в высшей школе. Единственное, что им мешает, – это студенты и преподаватели».

Свое выступление Валерий Соколов резюмировал так. Технические вузы могли бы стать своеобразными инвестиционно-научными кластерами: университет, при нем пять инжиниринговых компаний, которые по-настоящему занимаются внедрением. Там участвуют и студенты, которые проходят обучение. И тогда сохранится научная проблематика и будут у нас новые технологии.

Ударим кластером по климату!

Представитель фонда им. Байбакова Владислав Велицко подходит к проблемам отрасли по-своему: «То, что сейчас озвучивалось: строить новые блоки или реконструировать, как бороться с коррупцией – это очень важный, но, с моей точки зрения, вторичный вопрос, не являющийся основным для современной энергетики. Попробую обосновать почему. Дело в том, что крупные энергоблоки, допустим, паросиловые или парогазовые, отличаются тем, что там применяются турбоустановки: газовые или паровые турбины, которые работают исключительно в сети друг с другом. Это обусловлено физикой этих машин».

Это машины с высоким коэффициентом быстроходности, как отметил Владислав Владимирович, которые не держат частоту в изолированном режиме работы, либо очень плохо ее держат. Что это определяет? Что все имеет отношение только к 30% территории России, на которых проживает 80% населения. Дело в том, что требуется сеть. Электрические сети сооружаются по стандартам, которые действовали еще в советское время, с небольшими корректировками, а климат за последние 15–20 лет очень сильно поменялся, то есть выросла экстремальность климата (ранние, поздние заморозки, ураганы, наводнения и так далее). Это приводит к тому, что ЛЭП напряжением даже сотни киловольт могут быть разрушены.

«Если мы сейчас говорим о том, что имеет место рост экстремальности климата, то ситуация с надежностью ЛЭП будет ухудшаться, – сказал Владислав Велицко. – В этой связи мы должны будем решать вопрос не о том, какой блок заменять или строить на базе турбоустановок, а обеспечить возможность работы оборудования в изолированном режиме. В этой связи возникает вопрос, что концепция просто замены оборудования турбоустановок уже не совсем объективна. И если сооружать, то необходимо сооружать кластеры, которые будут из себя представлять соединенные кабельными сетями, например, турбоустановки, не важно, парогазовые или паросиловые, и поршневые установки, которые имеют меньший коэффициент быстроходности и могут обеспечивать стабилизацию работы данного оборудования».

Инновации нужны как воздух

Выступление исполнительного директора инжиниринговой компании «Р.В.С.» Дениса Покровского, как и водится, было самым инновационным: «Когда мы говорили про пути развития генерации, был отмечен ввод новых мощностей, была отмечена модернизация. Но есть еще одно направление, которое я не понаслышке знаю, потому что наша компания именно этим и занимается, – это внедрение эффективных инновационных технологий. На мой взгляд, инноваций как раз не хватает. Они могли бы значительно повысить отдачу от объектов без существенных затрат на новое строительство или на ремонт и модернизацию».

Денис Николаевич привел такой пример. Недавно был холодный пуск на блоке 6Б на Беловской ГРЭС, который разжигался не традиционным мазутом, а механоактивированной пылью, нанопылью. Приятно, что технология разработана в Сибирском отделении РАН, в Институте теплофизики (профессор Бордуков). Аналоги, которые до этого использовались, – плазменный розжиг. В Китае уже 470 угольных станций разжигаются плазмотронами. У нас кроме экспериментальной Хабаровской ТЭЦ-30 ничего такого нет.

И еще один пример. Украина в связи с введением новых норм серьезно занялась фильтрами очистки. То, что у них сейчас стоит – современные электрофильтры, гибридные фильтры, – позволяет им добиваться необходимых экологических показателей.

«Мы делаем один из первых в стране проектов – внедрение мезсистемы. Мезсистема – это среднее между ERP общей системы и АСУТП. Такие проекты мы сейчас внедряем на ОКГ-5, NL и сейчас дошли до СГК. Это удалось делать в рамках ДПМ. Вся Европа и Америка (мы это делаем с американцами) уже давно это использует».

Почему так происходит? Почему у нас нет инноваций? Вот ответ на эти вопросы руководителя компании «Р.В.С.»: «Кроме примера с Академгородком в Новосибирске, у нас практически все технологии зарубежные. Подавляющее большинство – это Запад, хотя кое-что приходит уже из Китая. И работа с зарубежными технологиями подразумевает определенный опыт. Отсутствие этих компетенций мы видим и в менеджменте энергетических компаний, и на уровне квалифицированных кадров, которые должны систему эксплуатировать».

Как бороться с этой проблемой? Главные средства, по Покровскому, – просвещение и обмен опытом. «Мы часто заинтересованы в том, чтобы эти проекты потом воплощались в жизнь, организуем визиты на предприятия, в том числе и зарубежные, чтобы показывать, как это работает на практике. Более того, если речь идет об автоматизации, сейчас можно принести дисплей, подключить через Интернет и показать, например, как работает Конаковская станция NL. Мы инвестируем в пилотные проекты. Не дождешься ни от генерации, ни от государства, пока они вложат деньги, пока проект конкретно не заработает. Надо вкладываться в пилотные проекты. Это те выходы, которые вижу я как руководитель инжиниринговой компании. Но пока уровень инноваций, конечно, оставляет большой потенциал для развития».

Алексей Голубев