Вертикальный взлет «запорожца» - «Новости - Энергетики»
После принятия Федерального закона «О техническом регулировании» и юридического отражения его постулатов в новейших техрегламентах и нацстандартах проникновенные разговоры о приемлемом риске всколыхнули научно-техническое сообщество промышленников. Околообщественные бизнес-организации постоянно
После принятия Федерального закона «О техническом регулировании» и юридического отражения его постулатов в новейших техрегламентах и нацстандартах проникновенные разговоры о приемлемом риске всколыхнули научно-техническое сообщество промышленников. Околообщественные бизнес-организации постоянно говорят о непосильности и негодности существующих «барьеров безопасности» в производственной деятельности.
Александр Гражданкин,
кандидат технических наук, заведующий лабораторией НТЦ «Промышленная безопасность»
Рассуждая о промышленной безопасности в сфере ТЭК, нужно понимать, почему сегодня важно говорить именно о промышленной безопасности на производственных объектах в современных условиях. Технические системы усложнились, а методы обеспечения безопасности остались прежними. По индустриальному миру в 80–90-х годах прошлого столетия прокатился вал аварий, которые имели широкий общественный резонанс. Как ответил на эти вызовы Запад? Там решили поступить следующим образом: безопасность новых современных производств обеспечат конкуренты, с одной стороны рискующие прибылью, с другой – жизнью. Поскольку было понятно, что без затрат на безопасность не обойтись, западные компании решили обойтись малой кровью, переместив опасные производства в основном на свою периферию. И сейчас на Западе мы наблюдаем красивую витрину безопасного производства, на которую нам предлагают равняться.
Какой путь выбрал Советский Союз? Все внимание было сосредоточено на объекте, так как субъекта, берущего на себя ответственность в конкурентной борьбе, в СССР не было. В стране существовал патернализм, убеждение в том, что государство, правительство обязаны заботиться о своих гражданах, обеспечивать удовлетворение их потребностей за государственный счет. Поэтому вся сегодняшняя система надзорных органов основана на патерналистском советском подходе. Но в целом с крупными авариями мы еще не столкнулись, хотя у нас был сложный переход к другим экономическим формам хозяйствования, во время и после которого убытки из-за возможных непредсказуемых ситуаций могли бы исчисляться астрономическими цифрами. Но сейчас в России причины техногенных ситуаций совершенно иные. Конечно, можно сделать поправку на возникшее несоответствие: у нас старые советские объекты, которые проектировались для плановой экономики, а попали в другие режимы эксплуатации, которых требует рыночная экономика. Но главное, о чем необходимо говорить, – сменилась парадигма безопасности. Сегодня она формулируется следующим образом: бессмысленно обеспечивать безопасность существующих на старом оборудовании и поэтому опасных в эксплуатации объектов. Имеет смысл регулировать рынок так называемой безопасной продукции. То, что продукция небезопасная, определит потребитель, если не станет ее покупать. Объект, производящий такую продукцию, соответственно, разорится. Что будет происходить на объекте, не имеет значения, так как контролироваться будет рынок товаров.
Но, хотя износ основных фондов очень высок (в ТЭК износ оборудования составляет 50%), они все еще исправно служат. Создавались эти фонды плановой экономикой, в настоящее время служат для рыночной, но, несмотря на всю риторику на тему перехода к рыночной экономике, сегодня это наш базис. Только применять к советскому оборудованию, которое можно сравнить с «Запорожцем», современные евронормы – это глупость. К «Запорожцу» нужно применять не просто старые нормы, а старые нормы с поправкой на то, что он еще постарел.
Если мы говорим о промышленной безопасности, то в первую очередь следует говорить о самой промышленности. Если ее нет, то безопасность обеспечена сама собой: ничего не работает, производство остановлено, и находиться на таком производстве, безусловно, совершенно безопасно. А если есть какая-то деятельность, то будут и издержки производства. Сегодня много говорится о том, что произошло снижение аварийности на производстве и, соответственно, снижение травматизма, в отраслях ВТЭК в том числе. Ничего удивительного в этом нет: раз есть падение производства, есть и уменьшение количества аварий. Но посмотрим на флагманов нашего новейшего энергокомплекса. В угольной промышленности, например, были произведены коренные перемены. С начала реформы 1994 года доля открытой добычи выросла. Была закрыта половина наиболее опасных, нерентабельных шахт, но уровень аварийности и травматизма практически не изменился, особого уменьшения не произошло. Что толку от того, что в 2007 году случилось всего 20 аварий? В советские времена по сто аварий в год происходило, но жертв было гораздо меньше. А в 2007-м погибло сразу 237 человек.
А ведь есть еще общественный резонанс, представляющий гораздо более серьезную угрозу, нежели эти самые аварии. Причины этого очень хорошо высветились на примере катастрофы на Саяно-Шушенской ГЭС. Станция проектировалась в советские времена, ее должны были встроить в Единую энергосистему России и эксплуатировать в определенных режимах. Единая энергосистема изменилась, станция попала в совершенно другие режимы эксплуатации. Что это значит? То, что потребитель сегодня требует произвести нужное ему количество энергии, а станция должна отвечать на эти вызовы. По идее, должны были быть срочно переписаны нормы ее эксплуатации, которые могли как-то компенсировать это рыночное воздействие. Но все произошло с точностью до наоборот: под предлогом «советскости», то есть якобы негодности, были выброшены старые ГОСТы, а о прописывании новых никто не позаботился.
Нынешняя реформа технического регулирования предлагает нам еще более утопическую идею применения к старому изношенному оборудованию современных западных евронорм. Советский патернализм сменился сегодня нездоровым утопизмом, благодаря чему мы все скоро дружно зай-
дем в тупик. По моему мнению, реформа технического регулирования должна идти в совершенно другом ключе, и чем чаще мы будем выносить на обсуждение эту проблему, тем быстрее найдем единственно правильное решение.
25 декабря 2009 года председатель Комитета Госдумы по энергетике Юрий Липатов выступил от фракции «Единая Россия» на пленарном заседании по утверждению доклада Парламентской комиссии по расследованию аварии на Саяно-Шушенской ГЭС.
Авария на СШГЭС поставила под сомнение безопасность отечественной гидроэнергетики. Учитывая беспрецедентный характер аварии в мировой практике эксплуатации гидростанций, понятен повышенный профессиональный интерес к ее причинам со стороны мирового сообщества гидроэнергетиков. В этой связи необходимо было понять первопричину, приведшую к таким последствиям: до наступления аварии 2-й гидроагрегат СШГЭС эксплуатировался 29 лет и 10 месяцев (срок эксплуатации заводом-изготовителем определен в 30 лет). Остальные гидроагрегаты станции имели такой же срок службы, гидроагрегаты Красноярской ГЭС существенно старше, и эта ситуация характерна для гидроэнергетики в целом», – заявил Юрий Липатов. Безопасная эксплуатация гидроагрегатов, прослуживших срок своего проектного ресурса, по его словам, возможна «только при квалифицированной эксплуатации и своевременном и качественном проведении ремонтных и профилактических работ.
Статья 14 Федерального закона «Об электроэнергетике» гласит: «субъекты электроэнергетики вправе не исполнять оперативные диспетчерские команды и распоряжения, если их исполнение создает угрозу жизни людей и сохранности оборудования». Однако ни диспетчер, ни главный инженер не сделали ничего для остановки агрегата, – продолжил Ю. Липатов. – Причина принятия руководством ГЭС рискованных решений проста: электроэнергия, выработанная гидроагрегатами, используемыми для регулирования частоты и мощности, принимается на оптовом рынке в первую очередь. Мощность гидроагрегата, стоящего в резерве, также оплачивается в соответствии с правилами оптового рынка. Можно утверждать, что агрегат медленно, но уверенно шел к разрушению. Из-за недопустимо низкой ответственности и профессионализма эксплуатирующего персонала и руководства станции такой итог был абсолютно неизбежен. Ситуация усугубилась из-за недостаточности мер обеспечения безопасности станции со стороны автоматической системы управления технологическими процессами. Она не обеспечила отключения агрегатов и перекрытия подачи воды.
Комиссия выявила отсутствие полноценного контроля технического состояния оборудования и в этой связи считает необходимым разработать нормативно-правовой акт, регламентирующий порядок вывода из работы (продления срока их службы) основных фондов в электроэнергетике, имеющих высокий физический и моральный износ. Регламентировать в этом нормативном акте функционирование системы заказов оборудования, производимого взамен выбывающего», – констатировал депутат.
После ликвидации ОАО РАО «ЕЭС России» возник административный вакуум в вопросах контроля за деятельностью энергосистемы как отдельного технологического объекта и отдельных ее элементов с учетом системных характеристик оборудования. В этой связи необходимо разработать специальный технический регламент «О безопасности энергетических систем», в котором установить требования безопасности по поддержанию надежности энергетических систем.
Александр Гражданкин,
кандидат технических наук, заведующий лабораторией НТЦ «Промышленная безопасность»
Рассуждая о промышленной безопасности в сфере ТЭК, нужно понимать, почему сегодня важно говорить именно о промышленной безопасности на производственных объектах в современных условиях. Технические системы усложнились, а методы обеспечения безопасности остались прежними. По индустриальному миру в 80–90-х годах прошлого столетия прокатился вал аварий, которые имели широкий общественный резонанс. Как ответил на эти вызовы Запад? Там решили поступить следующим образом: безопасность новых современных производств обеспечат конкуренты, с одной стороны рискующие прибылью, с другой – жизнью. Поскольку было понятно, что без затрат на безопасность не обойтись, западные компании решили обойтись малой кровью, переместив опасные производства в основном на свою периферию. И сейчас на Западе мы наблюдаем красивую витрину безопасного производства, на которую нам предлагают равняться.
Какой путь выбрал Советский Союз? Все внимание было сосредоточено на объекте, так как субъекта, берущего на себя ответственность в конкурентной борьбе, в СССР не было. В стране существовал патернализм, убеждение в том, что государство, правительство обязаны заботиться о своих гражданах, обеспечивать удовлетворение их потребностей за государственный счет. Поэтому вся сегодняшняя система надзорных органов основана на патерналистском советском подходе. Но в целом с крупными авариями мы еще не столкнулись, хотя у нас был сложный переход к другим экономическим формам хозяйствования, во время и после которого убытки из-за возможных непредсказуемых ситуаций могли бы исчисляться астрономическими цифрами. Но сейчас в России причины техногенных ситуаций совершенно иные. Конечно, можно сделать поправку на возникшее несоответствие: у нас старые советские объекты, которые проектировались для плановой экономики, а попали в другие режимы эксплуатации, которых требует рыночная экономика. Но главное, о чем необходимо говорить, – сменилась парадигма безопасности. Сегодня она формулируется следующим образом: бессмысленно обеспечивать безопасность существующих на старом оборудовании и поэтому опасных в эксплуатации объектов. Имеет смысл регулировать рынок так называемой безопасной продукции. То, что продукция небезопасная, определит потребитель, если не станет ее покупать. Объект, производящий такую продукцию, соответственно, разорится. Что будет происходить на объекте, не имеет значения, так как контролироваться будет рынок товаров.
Но, хотя износ основных фондов очень высок (в ТЭК износ оборудования составляет 50%), они все еще исправно служат. Создавались эти фонды плановой экономикой, в настоящее время служат для рыночной, но, несмотря на всю риторику на тему перехода к рыночной экономике, сегодня это наш базис. Только применять к советскому оборудованию, которое можно сравнить с «Запорожцем», современные евронормы – это глупость. К «Запорожцу» нужно применять не просто старые нормы, а старые нормы с поправкой на то, что он еще постарел.
Если мы говорим о промышленной безопасности, то в первую очередь следует говорить о самой промышленности. Если ее нет, то безопасность обеспечена сама собой: ничего не работает, производство остановлено, и находиться на таком производстве, безусловно, совершенно безопасно. А если есть какая-то деятельность, то будут и издержки производства. Сегодня много говорится о том, что произошло снижение аварийности на производстве и, соответственно, снижение травматизма, в отраслях ВТЭК в том числе. Ничего удивительного в этом нет: раз есть падение производства, есть и уменьшение количества аварий. Но посмотрим на флагманов нашего новейшего энергокомплекса. В угольной промышленности, например, были произведены коренные перемены. С начала реформы 1994 года доля открытой добычи выросла. Была закрыта половина наиболее опасных, нерентабельных шахт, но уровень аварийности и травматизма практически не изменился, особого уменьшения не произошло. Что толку от того, что в 2007 году случилось всего 20 аварий? В советские времена по сто аварий в год происходило, но жертв было гораздо меньше. А в 2007-м погибло сразу 237 человек.
А ведь есть еще общественный резонанс, представляющий гораздо более серьезную угрозу, нежели эти самые аварии. Причины этого очень хорошо высветились на примере катастрофы на Саяно-Шушенской ГЭС. Станция проектировалась в советские времена, ее должны были встроить в Единую энергосистему России и эксплуатировать в определенных режимах. Единая энергосистема изменилась, станция попала в совершенно другие режимы эксплуатации. Что это значит? То, что потребитель сегодня требует произвести нужное ему количество энергии, а станция должна отвечать на эти вызовы. По идее, должны были быть срочно переписаны нормы ее эксплуатации, которые могли как-то компенсировать это рыночное воздействие. Но все произошло с точностью до наоборот: под предлогом «советскости», то есть якобы негодности, были выброшены старые ГОСТы, а о прописывании новых никто не позаботился.
Нынешняя реформа технического регулирования предлагает нам еще более утопическую идею применения к старому изношенному оборудованию современных западных евронорм. Советский патернализм сменился сегодня нездоровым утопизмом, благодаря чему мы все скоро дружно зай-
дем в тупик. По моему мнению, реформа технического регулирования должна идти в совершенно другом ключе, и чем чаще мы будем выносить на обсуждение эту проблему, тем быстрее найдем единственно правильное решение.
25 декабря 2009 года председатель Комитета Госдумы по энергетике Юрий Липатов выступил от фракции «Единая Россия» на пленарном заседании по утверждению доклада Парламентской комиссии по расследованию аварии на Саяно-Шушенской ГЭС.
Авария на СШГЭС поставила под сомнение безопасность отечественной гидроэнергетики. Учитывая беспрецедентный характер аварии в мировой практике эксплуатации гидростанций, понятен повышенный профессиональный интерес к ее причинам со стороны мирового сообщества гидроэнергетиков. В этой связи необходимо было понять первопричину, приведшую к таким последствиям: до наступления аварии 2-й гидроагрегат СШГЭС эксплуатировался 29 лет и 10 месяцев (срок эксплуатации заводом-изготовителем определен в 30 лет). Остальные гидроагрегаты станции имели такой же срок службы, гидроагрегаты Красноярской ГЭС существенно старше, и эта ситуация характерна для гидроэнергетики в целом», – заявил Юрий Липатов. Безопасная эксплуатация гидроагрегатов, прослуживших срок своего проектного ресурса, по его словам, возможна «только при квалифицированной эксплуатации и своевременном и качественном проведении ремонтных и профилактических работ.
Статья 14 Федерального закона «Об электроэнергетике» гласит: «субъекты электроэнергетики вправе не исполнять оперативные диспетчерские команды и распоряжения, если их исполнение создает угрозу жизни людей и сохранности оборудования». Однако ни диспетчер, ни главный инженер не сделали ничего для остановки агрегата, – продолжил Ю. Липатов. – Причина принятия руководством ГЭС рискованных решений проста: электроэнергия, выработанная гидроагрегатами, используемыми для регулирования частоты и мощности, принимается на оптовом рынке в первую очередь. Мощность гидроагрегата, стоящего в резерве, также оплачивается в соответствии с правилами оптового рынка. Можно утверждать, что агрегат медленно, но уверенно шел к разрушению. Из-за недопустимо низкой ответственности и профессионализма эксплуатирующего персонала и руководства станции такой итог был абсолютно неизбежен. Ситуация усугубилась из-за недостаточности мер обеспечения безопасности станции со стороны автоматической системы управления технологическими процессами. Она не обеспечила отключения агрегатов и перекрытия подачи воды.
Комиссия выявила отсутствие полноценного контроля технического состояния оборудования и в этой связи считает необходимым разработать нормативно-правовой акт, регламентирующий порядок вывода из работы (продления срока их службы) основных фондов в электроэнергетике, имеющих высокий физический и моральный износ. Регламентировать в этом нормативном акте функционирование системы заказов оборудования, производимого взамен выбывающего», – констатировал депутат.
После ликвидации ОАО РАО «ЕЭС России» возник административный вакуум в вопросах контроля за деятельностью энергосистемы как отдельного технологического объекта и отдельных ее элементов с учетом системных характеристик оборудования. В этой связи необходимо разработать специальный технический регламент «О безопасности энергетических систем», в котором установить требования безопасности по поддержанию надежности энергетических систем.
Минимальная длина комментария - 50 знаков. комментарии модерируются
Смотрите также
из категории "Недвижимость"