Доходный дом Николая и Михаила Армянских - «Недвижимость»

 Спиридоновка. Дом купцов Армянских

Купцы потомственные почётные граждане Михаил и Николай Павловичи Армянские (в названии открытки допущена ошибка) по ошибке купили участок, который посчитали за владение Мануковых - родителей мамы А.В.Суворова. Изначально хотели открыть здесь Армянский музей. Когда ошибка открылась, построили в 1901-1902 годах по проекту архитектора Виктора Андреевича Величкина доходный дом с общежитием для бедных студентов-армян, учившихся в Москве.

Рядом с ними поселились промышленники, армяне по национальности, Лианозовы, Тарасовы, Саарбековы, Манташевы. На их средства в районе Бронных улиц было построено общежитие со столовой для всех бедных студентов Университета и отреставрирован Спиридоновский храм, очищены Патриарший пруд. Тарасовы предполагали устроить в своём доме художественный музей старых европейских мастеров. Лианозовы - общежитие для студентов. Манташев - открыть в своём особняке Конную художественную галерею и ветеринарный институт. Все планы сорвала война 1914-го и революция.

В наши дни рядом, у Никитских ворот, открыли памятник Русско-армянской дружбе.
 

Декадентки и символисты, фокстрот под стук соседей, ученица Филонова с большими ушами и лекции Новодворской в «доме-утюге» на Спиридоновке, 9/2

Текст: Дмитрий Опарин Фотографии: Антон Акимов

 

Первоначально угловая часть дома была четырехэтажной. В 1930-е годы появился пятый этаж

 
 

В 1897 году братья Михаил и Николай Армянские купили владение в том месте, где от Спиридоновки ответвляется Гранатный переулок, на самой стрелке. Угловой доходный дом возводился в два этапа: в 1899 году по Гранатному переулку был выстроен трехэтажный каменный дом в эклектическом стиле по проекту архитектора Георгия Кайзера, а в 1902 году архитектор Виктор Величкин возвел массивное четырехэтажное здание, примкнувшее к дому в Гранатном и продолжившееся по периметру Спиридоновки. Фасад был декорирован уже в стиле модерн. Нынешний вид дом обрел в конце 1930-х годов, когда его четырехэтажную часть надстроили одним этажом, а трехэтажную — двумя.
Братья Армянские и их жильцы

До 1917 года в доме проживала многочисленная семья его владельцев. Николай Павлович Армянский состоял членом Русского фотографического общества, собрания которого проходили на Кузнецком Мосту в пассаже армянских купцов Джамгаровых. Его брат Михаил Павлович был одним из учредителей Общества любителей лыжного спорта, регулярно устраивавшего прогулки и соревнования и дававшего музыкальные и танцевальные вечера. В 21-й квартире располагалось частное училище для детей обоего пола, которым заведовала Александра Фридриховна Армянская.

С начала XX века в шестикомнатной квартире на первом этаже жил архитектор Виктор Величкин, спроектировавший основной объем дома и построивший здание знаменитой гостиницы «Савой» на Рождественке. В 31-й квартире располагалась редакция исторического и литературоведческого журнала «Голос минувшего». Там же проживал с семьей редактор Сергей Мельгунов.

С начала 1900-х годов и до своей смерти в 1934 году в 18-й квартире жил доктор медицинских наук, хирург Алексей Мартынов. С 1910 года он возглавлял госпитальную хирургическую клинику Московского университета и вел дома прием — по вторникам, четвергам и субботам с пяти до шести часов вечера. Его сестра, Надежда Мартынова, была директором гимназии на Плющихе.

Тут же жила семья архитектора Сергея Залесского, автора «Военторга» на Воздвиженке и доходного дома Гургенидзе в Просвирином переулке. Залесский преподавал в женском Мариинском училище, располагавшемся на Софийской набережной.

В пятикомнатной квартире на втором этаже жила фрейлина императрицы, княгиня Екатерина Долгорукова. Инспектор по сооружению новых линий Московской казанской железной дороги Иван Разумихин жил на четвертом этаже, а шестикомнатную квартиру на третьем занимал балетмейстер Большого театра Александр Горский. До революции в доме также жили артист императорских театров Николай Каждан с женой, массажисткой Екатериной Каждан, преподаватель пения в Народной консерватории Яков Лосев, вдова подполковника Ольга Повалишина, портниха Екатерина Еремина и врачи Владимир Рябинкин и Николай Селивановский.





Зиночки, Машеньки и Бунин со своей будущей женой в квартире Бориса Зайцева

В 1906 году квартиру на четвертом этаже снял писатель Борис Зайцев. Там он устраивал литературные вечера, на которых читали свои произведения многие литераторы. В сборнике рассказов-воспоминаний «Москва» Борис Зайцев писал: «В доме Армянских много у нас уже бывало народу, во главе с тою же Любочкой Р. (Любовь Рыбакова, приглашавшая на вечера в свою квартиру в Неопалимовском переулке писателей и поэтов. У нее Борис Зайцев познакомился с Буниным. — БГ), и профессор заглядывал (ее отец. — БГ), и Бальмонт, Сологуб, Городецкий, Чулков, Андрей Белый... — и все Зиночки, Васеньки, Машеньки прежних времен...
И, конечно, бывал здесь Иван Алексеевич Бунин.

Дух был богемский и бестолковый. Путано, шумно, нехозяйственно — но весело. И весьма молодо... Очень много читали здесь вслух — и я сам, и другие. И Белый, и Бунин. Старше нас, но отчасти меж Зиночек, Любочек, Диесперовых и Грифцовых молодея, читал Бунин стихи... На одном сборище таком встретил он у нас тихую барышню с леонардовскими глазами, из старинной дворянской семьи...» (Борис Зайцев, «Москва»).

Этой барышней была будущая жена Бунина, Вера Муромцева, которая впоследствии описала тот литературный вечер 4 ноября 1906 года: «В кабинете хозяина было тесно: сидели на тахте, на стульях, на письменном столе, даже на полу. Много знакомых лиц... В комнате полумрак, освещена только рукопись на маленьком столике. Всех не могу разглядеть. Несколько склоненных женских голов в разнообразных прическах, несколько устремленных вверх лиц. После Вересаева быстро занял его место Бунин, и я услышала опять его хорошо поставленный голос...

После чтения хозяйка (Вера Зайцева, жена Бориса Зайцева. — БГ) со свойственной ей живостью пригласила всех закусить. Во всю длину узкой столовой был накрыт белой скатертью раздвинутый на все доски стол, вокруг самовара чашки, дальше бутылки, окруженные стаканами, груда тарелок, с ножами и вилками, холодные блюда...

Сразу же начался бессмысленный, но в то же время частый спор: что лучше — Москва или Петербург? И, конечно, каждый остался при своем мнении. Разговор перешел на писателей, поэтов. Бунин высмеивал «декадентов», и здешних, и тамошних....

«Декадентки» тоже негодовали, взвизгивали, а потом заливались смехом. Они были двух родов: одни тихие, молчаливые, как, например, Женя Муратова в розовом тарлатановом стильном платье, причесанная на прямой пробор с косами на ушах, или Катя Гривцова с большими черными озаряющими лицо глазами... Другие шумные, живые, а во главе их хозяйка дома, хорошо сложенная, тонконогая, с высокой золотистой прической, вся устремленная ввысь, умевшая привлекать к себе сердца, а рядом с ней ее закадычная подруга Любочка Рыбакова, поражавшая огромными темными глазами, с угольными локонами вдоль щек, вечно кем-нибудь увлекающаяся. Были тут и сестры Заболоцкие, Тоня и Зиночка, с милыми простыми лицами, страстные поклонницы писателей и поэтов...» (Вера Муромцева-Бунина, «Беседы с памятью»)

Вера Бунина очень сдружилась с Верой Зайцевой в эмиграции — Борис Зайцев писал, что для последней в подруге «сосредоточилась на чужбине чуть не вся Москва и юная жизнь с курсами Герье, вечерами на Спиридоновке, Литературным кружком, Палестиной и Розой Иерихона» (Борис Зайцев, «Повесть о Вере»).
Александр Таиров и Алиса Коонен


C 1916 года в доме Армянских снимал квартиру основатель Московского камерного театра Александр Таиров вместе с женой, актрисой Алисой Коонен. Еще до замужества Алиса жила в родительской семье на Спиридоновке, 16, а детство и юность она провела в доме, выходившем на Патриаршие пруды. Впоследствии актриса вспоминала дореволюционною Спиридоновку: «Спиридоновка была моей самой любимой улицей. Извозчики называли ее «барской». Ни одного магазина, маленькие особняки с обеих сторон, на углу церковь с большим садом, напротив дворец Морозова; за его оградой сквозь заснеженные деревья мерцали в темноте освещенные окна. Улица по тому времени казалась широкой. Параллельно ей шел Гранатный переулок, такой же тихий, тоже «барский», но поуже Спиридоновки».
 


В районе Спиридоновки жило много общих друзей Таирова и Коонен, в том числе — помощник присяжного поверенного Рафаил Рубинштейн, до революции снимавший, как и Таиров, квартиру в доме Армянских: «Таиров в это время был очень занят в театре. Мы встречались редко, урывками, чаще всего поздно вечером или ночью, бродили по Спиридоновке или сидели на Патриарших прудах. А иногда заходили к другу Александра Яковлевича, известному в театральных кругах юристу Рафе Рубинштейну, который жил на той же Спиридоновке. У него была уютная маленькая квартира, в которой хозяйничала степенная приветливая Поля. Она встречала нас ласково, деловито ставила на стол скромный ужин и чай с замечательным грушевым и персиковым вареньем. Радовала глаз белоснежная накрахмаленная скатерть, персики и груши на фарфоровых блюдцах казались глазированными. Эти короткие часы спокойствия и домашнего уюта вливались неожиданным контрастом в наш тревожный, бестолковый и трудный быт» (Алиса Коонен, «Страницы жизни»).
Сестры Петровых

После революции доходный дом был национализирован и передан в управление жилому товариществу. Часть семей остались в своих старых квартирах (среди них — Яков Лосев, после революции работавший на музыкальных курсах А.Г. Шора, врач Алексей Мартынов и архитектор Сергей Залесский), но большую часть дома заняли новые жильцы.

Среди них оказалась Екатерина Петровых, сестра поэта и переводчицы Марии Петровых, в 1924 году поселившаяся в квартире архитектора Залесского. Позднее она написала мемуары, в которых, в частности, вспоминала о той квартире: «Квартира, где находилась наша комната, принадлежала до революции архитектору С.Б. Залесскому... В этой комнатушке я жила с 1924 года, со времени моего переезда из Ярославля в Москву, то есть еще до Маруси (Марии Петровых. — БГ) и до выхода замуж за Виктора Викторовича Чердынцева. Одно время владельцам квартир разрешалось «самоуплотняться» по своему усмотрению. С.Б. Залесский тогда и предложил мне поселиться у него в порядке самоуплотнения. Кроме меня он отдал одну из комнат своему чертежнику и невестке его жены с дочерью. Получилась настоящая коммунальная квартира с той лишь разницей, что все проживающие были хорошие знакомые хозяев и коммунальные склоки поэтому полностью отсутствовали. Да, забыла сказать, что еще в одной комнате жил сын Саввы Морозова Савва Саввич Морозов, которого в знак благодарности к его отцу содержал на своем довольствии театр, основанный Саввой Морозовым».

В начале 1930-х годов в комнату к сестре переехала Мария Петровых, которая, по воспоминаниям литературоведа Эммы Герштейн, «щебетала о вечеринках у себя дома, когда стулья сдвигались в угол и молодежь танцевала фокстрот под стук разбуженных соседей в стенку...» (Эмма Герштейн, «Новое о Мандельштаме»). В гости к сестрам заходил Осип Мандельштам, посвятивший Марии Петровых стихотворение «Мастерица виноватых взоров».

Хозяин квартиры был всем этим не слишком доволен: «Раз уж упомянула свою квартирку, то не могу не вспомнить другой случай, повлекший недовольство и гнев архитектора. В то время я жила в этой комнатке вдвоем с Марусей. Комната была хоть и небольшая, но вмещала в себя две кровати, маленький столик и даже рояль, занимавший пожалуй треть ее. К Марусе часто приходили ее друзья по Литературным курсам: Юля Нейман, Володька Державин, Арсений Тарковский и еще 2-3 человека Мы весело проводили время, но однажды сильно припозднились, и вся эта шарага осталась ночевать у нас. Кто лег на стулья, кто на пол, лично я спала на рояле. И вот ночью Арсению приспичило выйти. Не очень хорошо зная расположение комнат в квартире, он на обратном пути вломился в семейную спальню Залесских, разбудил их и на вопрос: «Кто там? Что такое?», с перепугу ляпнул: «Я не один, нас много», желая, видимо, снять с сестер подозрение в аморальном поведении, но, конечно, утром мы получили нагоняй от хозяина квартиры. До сих пор этот случай помню не только я, но и Арсений» (Екатерина Петровых, «Мои воспоминания»).

В 1937 году у Марии Петровых родилась дочь Арина, и в этом же году арестовали ее мужа, музыковеда Виталия Головачева. Он умер в 1942 году в лагере в Карелии. Постоянно в комнате сестры Мария вместе с Ариной жили с 1943 года — после возвращения из эвакуации. В 1948 году Мария Петровых получила отдельную квартиру на Беговой.







Арина Головачева
дочь Марии Петровых

____
 
«В 1943 году мы вернулись в Москву и въехали в комнату в Гранатном. Мы с мамой вошли и увидели, что там нет даже стекол. Была фанера какая-то. Потом довольно скоро друзья помогли сделать ремонт.
Как раз напротив нашей двери в комнату стоял телефон. Соседей было много, но особенно запомнилась одна очень милая женщина, Мария Яковлевна, которая постоянно громко рассказывала кому-то по телефону о вязке: «Вы поднимаете, потом накидываете, потом продеваете…» Это очень помогало в занятиях литературным трудом. Так что мама работала только ночью. Днем она не работала — отсыпалась или ходила по каким-нибудь делам, читала.

Еще жили Мария Михайловна Котова с мужем Дмитрием Курбатовым. Тетя Маруся работала преподавателем немецкого языка в техникуме, а дядя Дека (его так жена называла) имел какую-то научно-техническую специальность.

Помню армянскую семью. У главы семьи Георгия Христофоровича были две сестры — Любовь и Рима. Эдик, сын Любови, был старше меня на два года. Мы с ним часто играли. Георгий Христофорович был связан с какими-то детскими издательствами, которые делали книжки-самоделки. Надо сказать, что он был хватким дядькой, но хорошим. И только он, по-моему, говорил по-армянски.
В 1944 году мама отправилась в Армению с Верой Звягинцевой переводить армянских поэтов на русский язык. И после к нам часто в Москву приезжали Маро Маркарян, Сильва Капутикян, привозили мне виноград, фрукты разные. Собирались все у нас в нашей крошечной комнатке в Гранатном.

Рядом с нами жил Ефим Фогельсон. У него очень скоро появилась пышная габаритная дама, и у них все время были какие-то драки. Он был интеллигентным человеком, но делал очень смешные ошибки. Как-то я долго умывалась, а он мне говорит: «Давай скорее. Ты капунша, и я капун». Однажды он поехал отдыхать куда-то на Кавказ и по возвращении рассказывал нам: «И вот, я не знал, кто это, а оказалось, что это скоропион». Мы хихикали с мамой. Он был очень симпатичным человеком».



Актеры Театра Мейерхольда

В начале 1930-х годов трехэтажную часть дома по Гранатному переулку надстроили двумя этажами — специально для актеров и сотрудников Государственного театра имени Мейерхольда. К 1933 году все работы были закончены, и в новые квартиры въехали художник Анатолий Арапов, драматург Николай Эрдман, актеры Евгений Самойлов, Михаил Царев, Николай Боголюбов.

Отдельную квартиру получил и директор Театра Мейерхольда, организовавший строительство новых этажей для актеров, Мориц Шлуглейт. Известный еще в царские времена антрепренер, в 1916 году он приобрел Камерный театр Таирова, а затем в 1918 году — Театр Корша. В 1925 году по ложному обвинению он был выслан в Сибирь, где на поселении в Иркутске организовал Сибкорш — Cибирский театр Корша. После возвращения в Москву в начале 1930-х годов Шлуглейт был назначен директором Театра Мейерхольда. В новую квартиру в Гранатном Мориц Миронович перевез шкуру белого медведя — подарок актеров Сибкорша — и свой портрет кисти Филиппа Малявина.




Екатерина Рубина
____


внучка Морица Шлуглейта



«Дед был очень крупной фигурой в театральном мире — о нем оставил воспоминания Шаляпин, его портрет нарисовал Малявин (это, кстати, была последняя работа художника в России). В 1938 году его арестовали. Во время ареста заявили, что нужно опечатать его кабинет. Но бабушка — Александра Скуратова, жена Морица Мироновича, — сказала, что по правилам противопожарной безопасности нельзя этого делать, потому что там смежные комнаты. И они так ошалели от ее уверенности, что так и не опечатали. До революции моя бабушка жила на Таганке — дом ее семьи был там, где сейчас стоит Театр на Таганке. И в этот дом к ним часто приходил молодой друг семьи, юрист Вышинский, впоследствии — главный обвинитель при Сталине. Когда деда арестовали, бабушка написала Вышинскому письмо, просила его разобраться. И дедушку выпустили. Но дедушка после освобождения недолго прожил. Он был разбит — сначала Сибирь, потом арест. Как-то раз они собирались в театр, вышли из квартиры, и он умер на лестнице своего дома в Гранатном.

 
Актер Евгений Самойлов — Александре Скуратовой, жене Морица Шлуглейта:
Печальный демон дух изгнания
Лечу над сонною Москвой
И лучших дней воспоминания
Толпой теснятся предо мной
Милой Шурочке на память от Самойлова. 1940 г.

После смерти деда бабушка пустила к себе жить свою приятельницу по имени Калина. Ее муж был крупным магнатом, которого расстреляли. Калина ничего не могла делать, кроме шляпок, не было у нее никакого жилья, и бабушка отгородила ей маленькую комнатку. Когда дом начали расселять, Калина тоже получила комнатку в коммуналке.

Еще бабушка рассказывала о своей соседке, Юлии Григорьевне Араповой, ученице Филонова и вдове художника Арапова. Она была коммунисткой, и когда к нам приходили гости, приникала к шкафу и слушала, какие ведутся разговоры. Бабушка говорила: «Давайте перейдем в другую комнату, потому что у Юлии Григорьевны большие уши». Это смешно было».
После реконструкции


В 1974 году все квартиры расселили, а в доме началась капитальная реконструкция, после которой в дом въехали новые жители — в том числе Герой Советского Союза Марк Галлай, актриса Вера Орлова, главный редактор газеты «Московский комсомолец» Павел Гусев, певица Екатерина Шаврина, актер Владимир Этуш, а также дзюдоист, чемпион Олимпийских игр в Монреале Сергей Новиков.
 
Валерия Галлай
____


внучка летчика-испытателя и инструктора первой шестерки космонавтов Марка Галлая

 
«Дедушка въехал в эту квартиру в 1979 году. Она была из фондов Союза писателей, и помог деду ее получить Константин Симонов, незадолго до своей смерти. Здесь всегда собирались друзья деда — авиаторы, известные летчики, писатели. Например, литературовед Лазарь Ильич Лазарев, поэт Константин Ваншенкин, математик Борис Раушенбах, нейрохирург Эдуард Кандель. Дед был постоянным гостем в Центральном доме литераторов, вел там вечера. Его часто журналисты сравнивали с Экзюпери. Но Экзюпери был в первую очередь писателем, а во вторую — летчиком, а у деда все было наоборот: главным делом его жизни была летно-испытательная работа.

16 апреля, в день его рождения, дома накрывались большие столы, и с одной стороны сидел дед, а рядом с ним — Эльдар Александрович Рязанов. Они были близкими друзьями. Отец рассказывал, что они в начале 1950-х годов познакомились на съемке фильма, где дед работал военным консультантом. А потом Рязанов был свидетелем на его второй свадьбе.

В 2006 году, через 8 лет после смерти деда, нам удалось повесить на доме мемориальную доску. Я, конечно, мечтаю об улице или памятнике. Как минимум к столетию дедушки, которое будет в 2014 году, я хочу сделать выставку в Музее современного искусства. Мы уже отдали заявку Василию Церетели. Это будут современные высказывания про космос и авиацию.

Я помню, как приходила сюда после школы, и дед всегда со мной занимался математикой. Я запомнила его четкий мелкий почерк. Он очень хорошо рисовал, и это вызывало у меня восторг — на бумаге тут же появлялась собачка. Это всегда был светский, подтянутый дом, где нужно было прямо сидеть, хорошо себя вести и показывать лучшие свои качества. Как в гостях — в хорошем смысле. Всегда чтились манеры. Вторую жену деда мы называли «баронессой» — она была из Петербурга, и корни у нее были чуть ли не баронские. Дед и моя бабушка тоже родились в Петербурге.

Я очень люблю этот дом, и многие друзья деда после его смерти беспокоились, что мы сдадим или продадим квартиру. Мы этого не сделали. Его близкий друг, тоже летчик, и главный редактор газеты «Крылья Родины» Лев Берне недавно позвонил и сказал мне: «Я так рад, что звоню по домашнему телефону и что ты здесь».


Жанетта Новикова
____


жена дзюдоиста Сергея Новикова

 
«В 2002 году мы делали ремонт, и открылось, что на небольшой высоте от пола по всему периметру шла белая полоса. Что за полоса? Строители объяснили, что это известка, которая влагу забирает из помещения и выводит ее наружу. Для дома это очень важно. Потом я нашла во всех комнатах квадратные отверстия. Попробовали со строителями туда бросить камушек — летит долго. Потом мы увидели, что в этом отверстии идут керамические трубы, которые поднимаются с самого низа на самый верх — дело в том, что, когда строили этот дом, парового отопления не было. И воздух нагревался внизу и шел по керамическим трубам вверх, через каждую комнату. Это просто схема экологического дома!

А как-то летом 2001 года я открыла окно. И вдруг снизу слышу грассирующий голос: «На втором этаже, будьте добры!» Я выглядываю — стоят пожилые мужчина и женщина. Оказывается, это дети мужчины, которого из этой квартиры увезли в пятилетнем возрасте, Аркадий и Елена. Они родились в эмиграции в Бельгии. После перестройки Аркадий здесь работал директором бельгийского завода по пищевым краскам. Отец рассказывал им, что раньше тут было по две квартиры на этаж, швейцар в каждом подъезде и ковровые дорожки. Они рассказывали, что их дед был одним из ведущих педиатров Москвы. Он жил в этой квартире с женой, сыном, невесткой, двумя внуками и гувернанткой. В 1917 году родился их отец, младший сын в семье, а в 1922 году семья уехала».
«Открытый клуб»


Недавно исполнился год клубу-галерее «Открытый клуб», располагающемуся на первом этаже дома — его окна выходят на Спиридоновку. Созданный предпринимателем и коллекционером Вадимом Гинзбургом, «Открытый клуб» раз в две недели устраивает выставки российских художников, регулярно проводит концерты, лекции и литературные вечера. За недолгий период работы в клубе прошли выставки многих художников, в том числе Александра Лабаса, Марксэна Гаухман-Свердлова и Рашида Доминова, состоялись выступления Ирины Ясиной, Бориса Немцова, Валерии Новодворской и других.
Источник: www.bg.ru