Кавказский клинч. Фёдор Шелов-Коведяев о том, почему Азербайджану и Армении так трудно остановиться - «Мнения»

Когда военный конфликт в Нагорном Карабахе вспыхнул впервые, политический аналитик Фёдор Шелов-Коведяев занимал должность замминистра иностранных дел и потому знаком с этой проблемой не понаслышке. Эксперт объясняет, почему руководство и Армении, и Азербайджана оказалось в заложниках ситуации, будучи не в состоянии деэскалировать конфликт, и почему максимум, на что стоит надеяться России — заморозить его на еще какое-то время.

Мы свидетели третьей военной фазы противостояния вокруг Нагорного Карабаха. Первая, как известно, началась 1 января 1992 года атакой батальона агдамских ополченцев на армянское село Храморт (азербайджанское название – Пирлар) и длилась до заочного подписания тремя сторонами 9-11 мая 1994 года Соглашения о бессрочном прекращении огня. Вторая (так называемая «Четырёхдневная война») – случилась в ночь на 2 апреля 2016 года и продолжалась три с половиной дня вплоть до заключения в Москве начальниками генеральных штабов Армении и Азербайджана двустороннего соглашения о прекращении огня вдоль всей линии соприкосновения карабахских и азербайджанских сил с 12 часов дня 5 апреля. В результате первой Азербайджан потерял до 15 процентов своей территории, беженцами (азербайджанцев из зоны боёв во внутренние районы страны и Иран – и армян из Азербайджана в Армению, Россию и другие страны) стали миллионы людей. В 2016 году Азербайджанской Республике удалось вернуть себе всего лишь от 8 (армянская версия) до 20 (азербайджанские данные) кв. км земли, что никак не смягчило проблему беженцев.

За время, прошедшее с нынешнего возобновления боестолкновений в районе Нагорного Карабаха (в армянской традиции – Арцаха) было сделано довольно официальных заявлений в Баку и Ереване и высказано много экспертных суждений в России и по всему миру. Большинство тех и других сводятся к тому, что в армянском сознании доминируют две травмы – армянские жертвы этнических чисток, которые в той или иной форме осуществлялись в Османской империи с 1890-х годов по десятые годы ХХ века, и включение усилиями Наримана Нариманова Нагорно-Карабахской автономной области в состав Азербайджана в 1920 году. В азербайджанском – утрата контроля над значительной частью государственной территории, а до того – подавление силами ВС СССР действий активистов Народного фронта в столице АзССР в конце января 1990 года.

Понятно, что анализ, в обоих случаях, концентрируется на наиболее очевидных данных. Однако, для более объёмного понимания происходящего необходимо рассмотрение и прочих факторов.

Если обратиться, прежде всего, к азербайджанской стороне, то нельзя забывать, что огромное влияние на позицию Баку оказывает наличие многочисленного корпуса беженцев из Нагорного Карабаха и буферной зоны, обеспечивающей безопасность границ непризнанной республики. Вопиющий контраст между благополучием элитных групп Азербайджана и бедственным положением многочисленных беженцев постоянно поставляет горючий материал для тлевшего до недавнего времени конфликта. Эта карта разыгрывается, в том числе, и Турцией. Которую не может не раздражать активизировавшееся особенно в текущем году взаимодействие Республики Армения в политической, экономической и военной сферах не только с Грецией и Кипром, но и с Францией в регионе Восточного Средиземноморья, где Анкара заинтересована в использовании в своих интересах перспектив реализации масштабных энергетических проектов.

Что до армянских резонов, то здесь надо учитывать также следующее. 1) Опыт трансформации этнического состава Нахичеванской автономии. Само её возникновение в составе Азербайджанской ССР было вызвано наличием значительного (по разным оценкам – до 50 и более процентов) армянского населения. Которое к концу существования СССР было так или иначе выдавлено с исторических для него территорий. 2) Аналогичные процессы в Нагорном Карабахе (а его армяне не оставляли даже тогда, когда очаги национальной жизни гасли в иных регионах!), которые были остановлены лишь с обретением им самостоятельности. 3) Память об армянских погромах в Сумгаите (1988 года) и Баку (1990 г.), препятствующая доверию между Степанакертом и Баку.

Понятно, что всё это критично препятствует урегулированию.

Оценивая происходящее ныне, нужно сделать ещё несколько оговорок. СССР и Россию часто обвиняют в априорно «проармянской» позиции. Это сильное преувеличение. Никакого заведомого «армянофильства» не было ни у Ельцина, ни, тем более, у Горбачёва. Нет его, конечно, и у сугубого прагматика Путина.

Никакого «армянофильства» не было ни у Ельцина, ни, тем более, у Горбачёва.

Сами кровавые расправы над армянскими гражданами в городах Азербайджана в ответ на мирные и законные (по Конституции СССР) запросы карабахцев на обретение подлинной автономии (о «миацум» – соединении с Арменией – речи ещё не шло) не оставляли тогдашнему советскому руководству иного выбора, чем встать на защиту слабого. В конце концов, это важнейший архетип человеческого, в самом общем смысле, поведения. Другое дело, что применение показательного устрашения в Баку было из ряда вон избыточным. И потому оно было одной из фатальных ошибок, приведших, в конечном итоге, к распаду СССР.

В дальнейшем Президенты Ельцин и Путин совершенно обоснованно исходили и исходят из того, что Армения – единственная страна, готовая открыто учитывать интересы России в Закавказье, и потому сохранившая (конечно, с выгодой для себя!) на своей территории русскую военную базу. Соседям из числа бывших союзных республик не нравится такой эксклюзив? Так что им мешало выбрать аналогичную модель?

Точно также не имеет, на мой взгляд, какого-либо основания критика, иногда звучащая в адрес Соглашения о бессрочном прекращении огня от 1994 года. Всё в нём отвечает высоким дипломатическим нормам. Говорят, что нельзя было ждать от сторон полного понимания взятой ими на себя ответственности.

Да ведь критики, при этом, недаром не могут предложить ничего взамен. Например, пока существовал Советский Союз, можно было рассуждать об обмене территориями между союзными республиками. Просто потому, что такая возможность была заложена в советской конституции. Но после прекращения его существования такая перспектива отпала сама собой. И я, к примеру, больше никогда к ней не возвращался.

Пока существовал Советский Союз, можно было рассуждать об обмене территориями между союзными республиками

Что же до осознания непререкаемости обязательств, то и в случаях с давно состоявшимися государствами оно приходило (если приходило) далеко не сразу. Что уж говорить о только что возникших. Тут требуется особо кропотливая и спокойная последовательная работа – как совместная, так и каждого над самим собой.

Тем более, что 26 лет тому назад никому и в страшном сне не могло привидеться, насколько стремительно будет осыпаться система международного права. И как много внешних игроков, решив, что Россия ослабла навсегда, кинутся в зону её ответственности в надежде поживиться.

Эта развивающаяся по инерции тенденция сейчас усиливается стремлением сдержать вновь возникающие у нас военные и геополитические шансы. После неудачи, возможно временной, целиком «занять» Россию Белоруссией и Навальным, карабахский конфликт – с учётом комплекса по уши вовлечённой в него Турции из-за нарушения нами её планов в Сирии и её нервозности по поводу внешнеполитической активности Армении – приходится как нельзя более кстати.

И неважно, что Кремль сохраняет оптимальное положение над схваткой. Кстати, обвинения со всех сторон в том, что мы поставляем примерно одинаковые вооружения и армянской, и азербайджанской стороне, глубоко наивны по сути. Вся история последних семидесяти пяти лет красноречиво свидетельствует о том, что нет лучшего гаранта сохранения мира, чем равенство военных возможностей.

Если Азербайджан не выдохнется в ближайшее время, то бои приобретут затяжной характер. Баку всегда преувеличивал своё превосходство в живой силе и технике. На стороне Карабаха и Армении – сила духа, а грозного вооружения и там хватает.

Дело не только в том, что азербайджанцы за почти тридцать лет конфликта с завидным постоянством демонстрируют недостаточную подготовку, неумение и нежелание воевать. Но и в том, что карабахским армянам, в отличие от них, некуда деваться.

Им проще, как не раз бывало в их многовековой истории, биться до последнего на пороге собственного дома, чем отступать. В частности, они не могут позволить противнику продвинуться до Лачинского коридора. Так как это грозит перерезать дорогу жизни для Карабаха.

Однако, в сравнении с 1992-1994 и 2016 годами, в обеих странах появились и новые элементы общей ситуации. Я бы не стал в этой связи придавать особого значения последним обменам заявлениями между представителями армянских и азербайджанских властей. Они выдержаны в обтекаемых выражениях и имеют явно пропагандистский характер.

Понятно, что, как и раньше, на переговоры вынуждена будет пойти сторона, терпящая неудачи. Пока это по-прежнему Азербайджан.

Так что же необычного? А вот что: Пашинян не может упустить победу из своих рук. Если он окажется несостоятельным, как лидер противостояния, и победителем будет карабахский клан, чьи вожди сейчас все на фронте, то под вопросом окажется не только политическая судьба его и его сторонников, но и их жизни. По-видимому, заметная в последние дни взволнованность премьера Армении вызвана именно такой альтернативой.

Со своей стороны, у Алиева ситуация просто патовая. Как показывают полторы недели боёв, победить он не в состоянии. Но и согласиться с отсутствием результата – тоже: его режим может быть, в таком случае, просто сметён руками нищих беженцев. Впрочем, затяжная вялотекущая война чревата таким же результатом. Цугцванг.

Азербайджан не смирится с потерей своей территории. Арцах (и Армения в целом) не без основания рассматривает их сохранение под своим контролем как гарантию физического выживания части, а то и всей нации. Позиции слишком диаметральны, чтобы можно было надеяться на их быстрое сближение. Отсюда и периодические срывы мирного процесса.

Понятно, что для Еревана и Баку достойный выход из положения – вопрос жизни и смерти. Но и перед Москвой стоит не менее трудный выбор.

Падение Алиева нам теперь ни к чему: это грозит хаосом и усилением Турции. Уговорить Пашиняна и Арутюняна уступить тому ещё пару километров, чтобы алиевский режим зафиксировал формальную «победу»? Тогда мы рискуем новой дестабилизацией Армении и новым витком напряжённости.

Оптимальным остаётся вариант замороженного конфликта. Укрепить его может размещение миротворческих сил, наподобие тех, что стоят у нас в Приднестровье. Правда, на это должны быть согласны обе стороны, что пока вряд ли возможно. Но над этим, по-моему, стоит крепко задуматься, хорошо просчитав все последствия нашего непосредственного присутствия на линии разграничения.